Новое сообщество - новая порция дичи. Дичь, Федя, жареная, она не улетит
жать и ржать
Пост-Рождественская суета уже немного утихает [А чего суетиться-то ПОСЛЕ Рождества?]
Сидящая рядом на пассажирском сидении Патрисия весело слушает мужа и машет рукой, передавая Фабрегасу привет. [Это Вилья думает, что она предает привет Сеску, а Патрисия на самом деле машет симпатичному регулировщику]
-Ну… - Сеск все еще медлит с ответом, но Вилья прекрасно слышит в его голосе авантюрные нотки. [ай да каталонец! Даже молчать умудряется с голосом!]
..ему же так больно, что даже весело [какой затейник!]
Арсен позвал меня к себе и… Короче, мы минут десять говорили о том, что меня волнует, как я поживаю, и вообще. Он интересовался тем, что со мной происходит вне футбола. Вот. А в конце нашего разговора он сказал, что на следующий матч я выйду с повязкой, и все. [а как ЭТО происходит у вас?]
Дорога не занимает много времени, но за это время все четверо успевают насмеяться, наверное, на всю оставшуюся жизнь. [такая трава не всем по карману…]
...появляется Ева в красивом синем платье, которое, по соображениям Сеска, ей совершенно не идет. [сообразительный какой!]
Припарковавшись около симпатичного дома (Касильяса), они выходят из машины и направляются к дверям. [никакой охраны! Полный коммунизм]
Касильяс пытается протестовать, но Гонсалес вовсе не нежно отстраняет его… [ударом в челюсть]
Что ж, какой бы стервой ни была Ева, праздник есть праздник… [глубокая мысль. Пожалуй, запишу]
Вилья скромно усаживается на диван, ненавязчиво крадет веточку укропа с поверхности красиво украшенного зеленью салата и достает телефон. [ааа! Они тоже тазиками салаты рубят!]
Вообще-то обдумывать это у Франсеска нет особой возможности, потому что он буквально разрывается между Карлой и Вильей. [интересные забавы там у них…]
К счастью – хотя Сеск не совсем в этом уверен, – Серхио приезжает быстро [я тоже не уверена, что приехать быстро – это к счастью]
Хотя по одному его виду Фабрегас сразу понимает – что-то случилось. Долго думать не приходится [Да он и не умеет долго думать]
На самом деле, Франсеск чувствует себя крайне странно, потому что, зная, какого рода отношения у этих двоих – и он ничего не надумал, в конце концов, Вилья же тоже заметил, – он не испытывает ничего, кроме сожаления, что у его друзей проблемы. То есть, само собой, это не его дело, но, по идее, должен же он хотя бы раз задуматься о том, что это неправильно или что-то в этом роде. Но нет, Фабрегас не думает ничего подобного, только очень переживает. [я же говорю: не умеет он думать!]
Увлекшись своими мыслями, он не сразу замечает, что проиграл Давиду в карты [думать – это не для спортсменов, однозначно] и теперь Вилья творит что-то невообразимое на его тарелке [ Когда их отпустит?]
Оливка оказывается на зубах, и Фабрегас осторожно пережевывает ее, испачкав губы в креме.
-Я больше не буду с тобой целоваться! – смеясь, заявляет Карла.[Тогда пошла вон! Не задерживай очередь!]
…сообщает Вилья и поворачивается крайне удобно для того, чтобы Сеск мог от души пнуть его под зад. [вечеринка в стиле быдлогопов?]
Черт его знает, просто радует и все. Франсеск решает подумать об этом как-нибудь потом. [тем более он и не умеет] Строго говоря, он решает это каждый раз, когда задумывается [не умеешь – не берись!]
Франсеск – дурень, самый настоящий. [по мнению журнала «Футбольный эксперт»]
Он беспокоится за Икера и его взбалмошную женщину с дрянным характером, беспокоится за Серхио, который, судя по всему, так и не разрешил свои проблемы с Фернандо, но только не за себя. А надо бы. Во-первых, он проигрывает ему в карты [это логическая загадка: помоги Вилье узнать, кому из этих троих он проигрывает в карты]
Давид радуется одному: сегодня он по счастливой случайности надел довольно свободные джинсы. [так мало надо человеку для счастья…]
Вилья очень любит жену. Да, жену. И он спит. [челябинские мужчины настолько суровые]
Утром, которое наступает ближе к полудню [ну точно! Действие происходит в России]
Сеск радостно поднимается с почти удобного аэропортного кресла и бодро – а как же иначе, он уже неделю назад приступил к тренировкам, и нога совсем не болит – направляется на посадку. Пройдя контроль [конечно, пройдя – нога-то совсем не болит], Фабрегас последний раз смотрит в окно [конечно, смотрит – зрение-то пока еще есть] и удовлетворенно кивает: [конечно, кивает – голова-то пока еще на плечах]
Но ничего, вот четвертого апреля он точно собирается выйти на поле, не за сборную, конечно, за Арсенал, но, главное, он выйдет [а если не позовут ни туда, ни сюда, то он выйдет на первое попавшееся поле – зря штоле он себе татуху моднявую сделал?]
А сейчас Сеск просто летит на сборы, потому что привык это делать… [У нас с друзьями есть традиция. Каждый год 31 декабря мы летаем на сборы…]
На самом деле, чем больше Сеск об этом думает, тем чаще в голову лезут воспоминания о том, что он видел в коридоре гостиницы в Таллинне. [О эти незабываемые таллиннские коридоры! ]
В конце концов, что-то странное происходит в их сборной, раз уж их таких уже четверо. Каких – таких, Сеск не додумывает [а зря! Нам тоже интересно – каких «таких»!]
В любом случае, думай не думай, а после того случая Фабрегас каждый раз боится встречаться с Вильей, ну, это неконтролируемый страх. Потому что с чего это он решил, что у них это «другое», и они – это тоже «другое». Что-то не так, и Сеск готов признать, что отлично знает, что это такое, но решает ничего не делать, усугублять ситуацию еще больше ни к чему. Поэтому он просто немного боится, а когда самолет приземляется в действительно солнечном Мадриде, даже почти забывает о своих страхах, понимая, как каждый раз скучает по родной стране. [мне кажется, дозу его антибиотиков уже давно пора снижать…]
Сеску бы хотелось, чтобы было по-другому, но сейчас – тренировка и легкое раздражение от того, что Фернандо и Серхио просто идиоты [по мнению журнала "Мир футбола в Сокольниках"]
Оставшиеся зимние месяцы протекают странно: такое ощущение, что все вокруг знают больше, чем сам Давид. [и теперь он пожалел, что не послушался маму и не выучил таблицу умножения ]
Вилья пожимает плечами и старается быть чуть лучше, чем был вчера [Я сегодня не такой, как вчера. А вчера я был совсем никакой]
…иногда в голову закрадывается шальная мысль: а что было бы, если бы и правда Англия? [совсем не то же, что если бы Америка]
разрываться между двух огней, один из которых горит [а второй потух ]
Давид все так же остается в Испании, даже пару раз созванивается с Фабрегасом и ждет очередных сборов. Это ведь всегда так интересно и весело, а еще, конечно же, беспокойно [они туда веселиться ездят и беспокоятся, что однажды эту лавочку прикроет госнаркоконтроль]
Рамос улыбается своей сверкающе-лошадиной улыбкой как-то натянуто, когда пожимает руку Торресу, а Фернандо, несмотря на свои сотни веснушек, выглядит вовсе не таким солнечным… [да че-то с утра все не заладилось…]
-Ну, здравствуй! – восклицает он, запоздало понимая, что даже не успел подумать, прежде чем сказать это. [вы еще сомневаетесь, что думать спортсменам не дано?]
Фабрегасу вдруг ужасно хочется приложить ладонь к его подбородку и поднять нижнюю челюсть [ну мало ли… наступит кто, не дай бог]
-Ты меня боишься? – понизив голос, спрашивает он, и Фабрегас невольно сглатывает. [А мог бы обделаться!]
– Мы тут так, о том, что сеньор Вилья должен меня слушаться и не ходить в Челси. [Не ходите, дети, в Африку гулять!]
Фернандо будто не замечает реакции Серхио и продолжает мягко улыбаться, только чуть дергает бровями. [Новопассит по одной таблетке три раза в день после еды]
-Вы переврали мои слова, вам бы в журналистику, - сурово замечает Вилья. [А вы переврали суть журналистики, вам бы в морду…]
Они шутливо ужасаются и разбегаются от Касильяса в разные стороны, а он лишь закатывает глаза и спокойно идет в помещение, слегка пнув по дороге Сеска, не успевшего увернуться. [а вот зря Сеск шутливо не разбежался, зря…]
Дель Боске должен вот-вот появиться, но пока что его нет, и вся команда находится в ожидании. Впрочем, даже ожидание всегда можно сделать приятным. [Одинокий симпатичный футболист скрасит ваше и свое ожидание. Отправь смс на короткий номер 4242]
Вилья сидит в кресле рядом с остальными и наблюдает за тем, какой цирк устраивает Сеск. Интересно, неужели он сам был таким же? Это от него Фабрегас нахватался таких замашек, или это его собственная натура рвется наружу? [даже знать не хочу, какая там натура рвется наружу!]
Правда, как только дело доходит до тренировки, вся беззаботность уходит. [Где бы ни работать, лишь бы не работать?]
На следующий день на предматчевой тренировке Сеску кажется, что он сошел с ума, потому что он буквально физически чувствует напряжение, повисшее между линией обороны и линией атаки. [И белки это тоже почувствовали, особенно когда начался дождь из мандаринов и селедки. Сеск побежал в раздевалку, чтобы принять успокоительное, но его завалило жареными пельменями]
…но Фабрегас настолько устал думать об этом… [кто-нибудь, отключите у него блок питания!]
Нет-нет, через несколько часов матч, и у Сеска есть, о чем подумать, кроме не-своих проблем. [бляяя…]
…но этого не случится точно, потому что раньше же не случалось. [Логика, как у терминатора]
А потом приходит время матча и гораздо проще не думать ни о чем, [никогда не думала, что футболисты СТОЛЬКО думают. Каспаров, блин, столько не думает, сколько они]
Один-ноль, спасибо Пике, а вот Торреса и Рамоса точно нужно убить, но Сеск не имеет права [и слава богу!]
А вот следующим вечером, когда они готовятся к вылету в Турцию, Сеска ждет настоящий сюрприз. Он замирает в дверях, наблюдая, как Серхио и Фернандо, смеясь, что-то обсуждают между собой. [в дверях Турции или в дверях вылета?]
Главное, чтобы они действительно насовсем помирились. [до гробовой доски!]
…в зеркале заднего вида, остается непоколебимая Москва, ей плевать, кто приезжает или уезжает, она устала от постоянного шума и суеты, скопления народа… [и этим летом решила вытравить всех нахрен!]
«Поздравляю с взятым очком, Кержаков», - надменно процедил сквозь зубы Динияр. [Я бы медаль учредила – «За взятие Очка». И еще «За взятие Очочка» и «За взятие Очища»]
Каждый второй ударял Кержакова по плечу, поздравлял со спасенным матчем. [И еще медаль «За спасение матча»]
…из которого открывается сказочный вид на ночной Мадрид. Я снял его еще утром. [Весь Мадрид?! О_о А людей куда?]
…я понял что совершенно не готов, но взял себя в руки [настоящий мужчина!] и скинул с бедер еще мокрое после душа полотенце, наполнил бокалы холодным шампанским и только я успел принять эротическую позу у окна… [Вот и приготовился…]
и под утро уже совсем выбившись из сил просто целовались запутавшись в простынях. [но потом приехали спасатели и распутали нас]
Ты бы написал на этом плакате всё, что думаешь, большими, красными буквами и послал бы его Торресу. Пусть бы он там офигел в своей Англии! [Они там в своей Англии совсем одичали со своими мэйлами! Живого плаката сто лет в глаза не видели]
Натравлю на тебя Эбуэ, и он будет учить тебя танцам. [Я чуть не обосралась от страха!]
-Здравствуй, Томаш, как твое здоровье?
-Все прекрасно, не считая того, что я уже полгода пребываю в травмированном состоянии, - усмехается Росицки.
-Это не осталось для меня незамеченным, но я все еще надеюсь на чудесное исцеление. [Охренеть разговор! Институт благородных девиц, бля…]
…он знает, что у него не так много времени до прихода сокомандников [Какое слово, а! Оценили? Мандники с соком]
…поскольку, когда все завалятся сюда, ему придется шевелиться… [сейчас лучше отключить фанатзию]
Фернандо, судя по звуку, плюхается на постель чуть ли не с разбега, отчего пружины гостиничной кровати жалобно трещат. [о_О Не Торрес, а бегемот!]
…все бы хорошо, если бы еще периодически Давид не забывал о сломанном пальце и не цеплялся им обо все на свете [Упал с восьмого этажа и чудом зацепился за седьмой. На следующий день чудо опухло и мешало ходить]
…чтобы тот не задрал свой нос до потолка, иначе Вилья умрет от смеха… [а тот надышится штукатурки и умрет от шпаклевочной передозировки]
Вилья радостно смеется [А еще он умеет грустно плакать и гневно злиться. Не человек - мечта!]
-Да, заходите! – кричит Фабрегас. – Что ж вы стесняетесь-то? У нас же тут место встречи, честное слово!
Однако дверь открывается… [как неожиданно!]
Вилья смеется все так же легко, но Фабрегас почему-то пугается. [эти каталонцы такие пугливые…]
Ему хочется отшатнуться, у него нет ни малейшего шанса. Через несколько секунд у него нет и желания. [Ну вот! На самом интересном месте!]
Самое интересное, что Фабрегас ни разу не задается вопросом, какого черта они делают. [Он вообще думать не умеет, мы это поняли уже]
...как покалывает губы еле заметная щетина на подбородке Фабрегаса и как тот дышит прямо над ухом, кажется, уже мало что соображая. [Он и в обычной жизни не очень много соображает, а тут и вообще!]
Вилья с восторгом чувствует грудью тепло его тела. А в следующую минуту чувствует, как Сеск все же оживает в его объятиях и лезет ему в штаны [пригрел на груди невесть что…]
Голова идет кругом, а стоит просто невыносимо [Логично было бы сказать не "голова", а "головка"?]
Как минимум, это интересно, о максимуме Сеск подумать не успевает, потому что у него находятся дела гораздо важнее. [у настоящего мужчины всегда есть дела поважнее, чем думать]
Сеск давится воздухом [no comment]
А потом и вовсе творит что-то необъяснимое, спускаясь мокрыми поцелуями все ниже и ниже. [Ученые до сих не могут объяснить феномен мокрых поцелуев…]
Так больно, что даже весело
hoppy
| суббота, 14 августа 2010